— Борис Александрович, в каком возрасте вы пришли в «Спартак»?
— Я пришёл в футбольно-хоккейную секцию «Спартака» в 1952 году, в 14 лет. Тогда было правило, что в игровые секции брали только с этого возраста. В индивидуальные виды спорта принимали и младше, но в игровых только с 14. На просмотр мы пришли втроём — брат, я и наш друг со двора Дима Китаев. Мы вместе выросли, учились в одном классе, у нас разница в возрасте всего десять дней. В целом по жизни прошли вместе, но он к сожалению умер в 2005 году. И наши дочери тоже выросли вместе, до сих пор поддерживают отношения.
— Кто были ваши детские тренеры?
— В хоккее — а я занимался хоккеем с мячом — моим первым тренером был знаменитый нападающий сборной СССР и «Спартака» довоенных лет Пётр Ефимович Исаков. Но он только год нас тренировал, был уже совсем больной, и вскоре умер. Потом был Всеволод Алексеевич Виноградов, бывший вратарь футбольного сталинградского «Трактора», который играл и в хоккей с мячом. В 1954 году он ушёл из «Спартака» тренировать сборную по бенди и в 1957 выиграл с ней первый в истории чемпионат мира. Главным тренером и руководителем всей секции был Владимир Александрович Степанов, знаменитый в прошлом футболист «Спартака».
— Как часто были тренировки?
— Две тренировки в неделю; вторник и четверг; по воскресеньям матчи на первенство Москвы. Точно так же и в футболе. На игры приезжали самостоятельно — собрал вещички и поехал на городском транспорте. Москва была гораздо меньше, однако добираться от Сокольников до, например, Автозаводской было не близко. Как совмещали со школой? Нам с братом и Китаевым не везло, кроме первого и десятого класса мы всегда учились во вторую смену. Поэтому приходилось тренироваться утром, зачастую втроём, а после идти в школу.
— Форма и экипировка выдавались?
— Всё выдавалось. Правда, первый год я играл на своих коньках. Спросили, есть ли и они у меня — а у меня имелись. Записывались в секцию мы в октябре, когда льда ещё не было. Нас привёл приятель из соседнего двора, который уже занимался и был на год старше. Как сейчас помню начальника секции Степанова, который спросил: «А кататься-то они умеют?». Мы к 14 годам уже без проблем катались, и не только. Мы тогда вообще во всё играли. Потому что всё свободное время проводили на стадионе «Ширяево поле», до которого от дома метров 500. Какими только видами спорта и кто там только ни занимался. Там тренировались звёзды советского тенниса, баскетбола, волейбола и даже городков. И во всё перечисленное мы играли.
— То что «Спартак» в 1953 году снялся с чемпионата СССР и два года отсутствовал, как-то отразилось на вас?
— Помимо «шайбы» у «Спартака» была команда мастеров по хоккею с мячом. Это был очень приличный коллектив, входил в тройку сильнейших в стране. К примеру, тогда играли Толя Мельников и Женя Папугин. Оба позже стали многократными чемпионами мира по бенди, а Мельников по сей день считается чуть ли не лучшим вратарем в истории. Поэтому нам было куда и без «шайбы» податься.
— В каком возрасте вы окончательно определились с видом спорта?
— Вообще не определялся. Четыре года брат, я и Дима Китаев играли в хоккей с мячом. Причём, когда мы только пришли в секцию, я в состав попал, а брат — нет. Но он так хотел играть, что вызвался быть вратарём и два года провёл в «рамке». Потом руководителю секции Степанову все-таки сказал, что хочет играть в поле и в ворота больше не вернётся. Был скандал, ему грозили, что выгонят, но Женька твёрдо стоял на своём и добился, стал играть в поле. А в 1956 году ликвидировали уже команду по хоккею с мячом, и центральный совет «Спартака» решил культивировать только «шайбу».
— Когда вы дебютировали в канадском хоккее?
— В том же 1956 году мы закончили играть по юношам, а команды мастеров по бенди уже нет. Куда дальше? Я даже вопроса такого не задавал. Мне и Китаеву предложили попробовать себя в «шайбе». В феврале того же года была олимпиада, поэтому чемпионат СССР задержался и доигрывался на только что открытом, первом искусственным катке, в «Сокольниках». Именно там я сыграл свои первые пять матчей.
— Тяжело было совмещать хоккей и учёбу — причём на очном отделении — в Московском авиационно-техническом институте?
— В институт я поступил после окончания школы, ещё в 1955 году, а секцию закончил годом позже. Как-то удавалось совмещать, можно сказать, без особых проблем. Конечно, приходилось, прогуливать… А какой студент не прогуливает?
— Что из представляла собой команда мастеров «Спартака», когда вы в ней оказались?
— Тренировки у нас были раз в день, после игры выходной. Тренером был Анатолий Владимирович Сеглин, который, честно сказать, не утруждал себя наставнической работой. Был такой случай, кажется в сезоне 1956/1957. Мы с Китаевым приехали на тренировку, зашли в раздевалку и видим, как вся команда сидит и чего-то ждёт, никто не переодевается. Мы, молодые, сели в сторонке и тоже ждём. Зашёл Сеглин и кто-то из ветеранов ему говорит: «Пап (прозвище у него было такое), народ устал, может отменим тренировку?» У Сеглина, видимо, какие-то свои дела были, он на нас посмотрел и объявил: «По просьбе трудящихся тренировка отменяется».
— А второй тренер, которому можно было бы поручить провести тренировку, был?
— Нет, такая должность появилась позже. У нас даже штатного врача в команде не было, он к нам он приходил только на игры и тренировки после своей основной работы. На выездах мы были без него. Всё постепенно стало меняться с началом шестидесятых — у главного появился помощник, потом врач, после массажист и прочий персонал.
— В других командах было то же самое?
— Понятия не имею, могу только за «Спартак» говорить.
— На выездные игры ездили в основном поездом?
— Как правило, в декабре был длинный выезд. Мы садились в самолёт до Новосибирска. Там игра, а потом поездом — через Омск, Челябинск, Свердловск, Пермь, Горький — возвращались в Москву. Турне было недели на две.
— Как появилась ваша знаменитая тройка с братом и Вячеславом Старшиновым?
— Я играл в нескольких сочетаниях до того как она сформировалась. Когда в концовке сезона 1955/1956 дебютировал, с кем начинал, честно, уже и не помню. А вот в следующем сезоне сначала было звено с Владимиром Сергеевым и Валентином Захаровым. Причём я играл справа — и было не очень удобно. В итоге попросил Захарова поменяться краями, он согласился. В первом же матче у меня слева всё получается, у него справа — нет. Дошло до того, что Валентин заявил, что не может так играть, и нас поставили на прежние места. Затем была тройка с Виктором Никифоровым справа и Володей Сергеевым в центре. В этом сочетании мы почти весь сезон 1956/1957 провели. А мой брат попал в команду мастеров на пару лет позже. После секции он играл за молодежку «Спартака», и только летом 1957 года его взяли во взрослую команду. Вот тогда нас с ним объединили, а в середине играл Володя Мальцев. Замечательный спортсмен, не очень быстрый, но техничный, умница, с ним было приятно играть. Но, к сожалению, с режимом был не в ладах, очень быстро спился и рано умер.
— Когда к вам присоединился Старшинов?
— В 1958 году «Спартак» возглавил Александр Игумнов, и привёл Старшинова с собой. До этого Вячеслав Иванович в основном играл в хоккей с мячом. К этому времени я уже три года был в команде мастеров, Женька — год, и мы были недовольны новым партнёром. Но это недовольство держали внутри, и все думали, что у нас в звене особая «химия». Хотя проблем хватало. Старшинов, как центральный, должен был прежде всего отдавать точные передачи, а у него с этим были проблемы. Сделает пас метров на пять не туда, за шайбой надо бежать, а там защитник-амбал тебе как даст. Кому приятно? Не в обиду Вячеславу Ивановичу скажу, но он так и не стал гибким центрфорвардом. Старшинов — праворукий, и ему было удобно отдавать мне налево, а брату направо — неудобно. На это Женька часто обижался. Ещё Вячеслав Иванович на партнёров играл только в случае крайней необходимости, предпочитал забивать сам. Но в целом — по характеру, по бойцовским качествам — Старшинов, безусловно, один из лучших центральных нападающих в истории нашего хоккея.
— Сколько человек тогда было в заявке на игру, и сколько длились смены?
— Три тройки нападения и четыре защитника. Смены длились по две, две с половиной минуты. Темп, конечно, был не тот что сегодня, сейчас они как бешеные лошади носятся. Тогда скорости были ниже.
— Игровое время разных звеньев сильно отличалось?
— Это тренер решал. Больше ли остальных мы играли, я сейчас уже не помню. Но точно не было никаких специальных бригад или деления на ударные звенья и оборонительные. От всех троек требовалось забивать.
— Наличие стадиона в «Сокольниках» давало «Спартаку» какие-то преимущества?
— Стадион-то не наш, он городской. То, что он находился в «Сокольниках», не имело значения. Мы никаких привилегий не имели. Когда с начала шестидесятых начали открываться катки по всей стране, другие команды из «Сокольников» разъехались и у нас появилось больше времени. Но опять же, мы не одни там тренировались, приходилось делить лёд с фигуристами.
— Что изменилось с приходом в «Спартак» Александра Новокрещенова?
— Он пришёл по ходу сезона 1959/1960, в феврале. До него у нас исполняющим обязанности тренера был действующий игрок Анатолий Егоров. Месяцев пять он занимал этот пост. После Нового года мы со Старшиновым уехали в турне второй сборной по Канаде, когда вернулись, тренером был уже Новокрещенов. Кстати тот сезон мы завершили на предпоследнем — 17 месте. Что изменил новый тренер? Во-первых, он был человек со стороны и с авторитетом. Если с Толей Егоровым мы играли в одной команде и отношения были соответствующие — панибратские, можно сказать, то с Александром Никифоровичем совсем другое дело. До нас он работал в Спорткомитете, в 1957 году вместе со сборной ездил в первое турне по Северной Америке. Там смотрел и изучал, как играют, как тренируются. Всё-таки советскому хоккею было лишь 13 лет, нам нужно было ещё многому учиться. У нас же как было — вспоминая того же Сеглина и его установки на игры: как-то сидим в раздевалке, слушаем тренера — «Защитники, помните, вы сапёры. Если вдруг ошиблись, всё взорвалось. Вася Чепыжев (вратарь), помни, ближний угол строго, а если прошла в дальний — несчастный случай». Только смеяться с таких установок.
— Новокрещенов был другим?
— Он был настоящим тренером, который принёс взрослый подход ко всему. Объяснял, как правильно поставить клюшку при приёме, куда бежать, что делать и так далее. То есть занимался именно тренерской работой. Но самое главное, он жил игрой и коллективом. Он любил нас, а мы его. Никаких эксцессов не возникало. Кроме этого Александр Никифорович просто любил жизнь, был душой компании, бильярдист великолепный, играл на фортепьяно. Очень добрым человеком был, я не помню, чтобы кого-нибудь наказывал, хотя иногда было за что.
— Почему Анатолий Фирсов посреди чемпионского сезона перешел в ЦСКА?
— Он воспитанник «Спартака», хорошо играл, забивал. В 19 лет женился и попросил квартиру. Ему ответили, что надо подождать несколько месяцев. Я не знаю, сам ли Фирсов или его жена, или потусторонние силы в лице Анатолия Владимировича Тарасова и его приближённых, короче говоря, его заманили обещаниями дать жилплощадь сразу. В результате он перешёл в ЦСКА, но квартиру получил только через полтора года. Но и без этого «Спартаку» удержать его было сложно, из-за призыва в армию. Моего брата чуть не забрали, слава богу, успел поступить в институт. Он в первый год не поступил, во второй тоже, на третий родителям пришлось его прятать от военкома, пока экзамены сдавал. Поступил в тот же ВУЗ, где учился я, потому что там была военная кафедра. Кстати, занятия на ней были серьёзными, на старших курсах мы на день выезжали на военный аэродром и тренировались на реальных боевых самолетах МИГ-15. Не взлетали, конечно, но садились в кабину, запускали двигатель, докладывали показания приборов выполняли определённые команды. После выпуска получили лейтенантские погоны, с которыми призыва можно было не опасаться.
— Играя в «Спартаке», кем вы были по трудовой книжке, и сколько получали?
— Инструктором по спорту. Тогда все команды финансировались одинаково, в зависимости от уровня лиги, в которой играли. Даже в восьмидесятые, когда я уже был тренером «Спартака», у нас были оклады — пять ставок по 200 рублей, пять по 180, остальные 120-140. И так было у всех, абсолютно одинаково. Исключения — «Динамо» и ЦСКА, где доплачивали за звания, пайковые и прочие кальсоны. Во всех «гражданских» командах получали одинаково. Хочешь зарабатывать больше? Попади в сборную, там надбавки. Я был её капитаном и последние три года игровой карьеры получал зарплату в 300 рублей. По советским временам это были очень приличные деньги.
— За победу в чемпионате СССР премиальные были?
— Нет, какие премиальные? Получили подарки, одну из тех хрустальных ваз, что стоят на полке, подарили. Сейчас уже не вспомню какую именно. Тогда так было принято, никаких денежных премий за победу не полагалось.
— Как отпраздновали победу?
— За чей счёт не знаю, но арендовали теплоход. И часов пять или шесть нас катали по Москве-реке. Начальство с нами было, представители Моссовета и профсоюзов. Это было большое событие, что «Спартак» выиграл, самое главное, обогнали «Динамо» и ЦСКА. На теплоходе и отметили. После этого Новокрещенов собрал всю команду у себя дома, там мы тоже хорошо провели время.
— Почему уже в следующем году Новокрещенов ушёл?
— У него был враг, который тогда работал начальником отдела спортивных игр центрального совета «Спартака», Бажанов Юрий Никитович. В следующем году мы заняли третье место, и Бажанов под предлогом, что результаты снизились, смог убрать Новокрещенова. Это глупость была, объективно, «Спартак» тогда не был готов выигрывать каждый год.