Новости

То, что Александр Максимович Зарубин не добрал в титулах, как игрок, за него это сделали ученики заслуженного тренера СССР и РСФСР и легенды «Крыльев Советов» — клуба, за который он играл и в котором проработал почти всю жизнь на всех ступенях, начиная с детского тренера. Таких примеров немного, и в этом смысле жизнь Зарубина в отечественном хоккее уникальна.

Александр Карповцев мог бы считаться самым титулованным российским хоккеистом 90-х, если бы попал в состав золотой олимпийской команды образца 1992 года.

Любимцами публики далеко не всегда становятся самые результативные, самые мастеровитые, самые титулованные и вообще самые яркие игроки, это категория не из абсолютных, и порой объяснение, почему предпочтение отдается тому или иному хоккеисту, простым не бывает. Случай Павла Лазарева, которого обожали челябинские болельщики – именно из таких.

Представление об Игоре Ромишевском исключительно как о классическом представителе тарасовской «системы» и первом обладателе негласного звания «второго вратаря», конечно, страдает некоторой односторонностью – если не знать, что предшествовало его самой удачной пятилетке, совпавшей, так уж получилось, с завершением не такой уж долгой карьеры.

Не так часто случается, чтобы два брата, пусть и двоюродные, одновременно тренировали два серьезных хоккейных клуба, да еще и добились с ними в одном и том же сезоне самых больших в карьере успехов. Не так часто случается, чтобы отец и сын стали легендами одного и того же клуба, выступая под одним и тем же номером.

По мере приближения к рекорду каждый шаг Александра Овечкина –  в топ-пять мировых новостей, и планетарный масштаб ожидаемого события никого не удивляет. Про местные рекорды и местных рекордсменов вспоминаем редко, только по особым случаям, и это тоже понятно, хотя и немного обидно. А между тем сегодня ровно сто лет со дня рождения Алексея Гурышева – первого в истории отечественного хоккея снайпера-рекордсмена, хоккеиста уникального, много добившегося, но оставшегося немного в тени даже по ходу свой долгой карьеры.

Генеральные менеджеры  признали его лучшим тренером в истории КХЛ абсолютным большинством голосов. Он возглавил символическую сборную 15-летия по итогам еще  одного,  не очень давнего, опроса. Он, наверное, вообще  лучший российский тренер, если брать последние четверть века. Лучший клубный тренер – без этого уточнения не обойтись, потому что касаемо сборной у Зинэтулы Хайдяровича есть более удачливые конкуренты.

Легендой клуба в качестве игрока стать легче, чем легендой к качестве тренера, потому что тренерская стезя непредсказуемее, в чем Евгений Геннадьевич Корешков давно уже убедился. Между тем тренерские достижения младшего и самого известного из братьев Корешковых в чем-то вполне сопоставимы с его достижениями как игрока.

Первое олимпийское золото отечественного хоккея в Италии-1956 было добыто усилиями всей советской команды, но гол динамовского нападающего Юрия Крылова в решающем матче с канадцами занимает в олимпийской хоккейной эпопее особое место.

По поводу фамилии Владимира Анатольевича шуток хватало, особенно после матчей с непосредственным присутствием однофамильца в правительственной ложе.

Мог ли Владимир Михайлович Кучеренко, ставший легендой «Спартака», добиться чего-то большего? Мог бы, конечно, да он, собственно, и добился, не потерявшись в  суматошней жизни после игровой карьеры.

Он такой один – со всеми своими титулами, уникальной карьерой и встроенностью в саму ткань отечественного хоккея в течение 60 с лишним лет. И сейчас, в солидном возрасте, Владимир Владимирович не рядом, а внутри процесса сложного, порой противоречивого, но всегда увлекательного.

Судьба Виктора Хатулева идеально встраивается в модные нынче на ТВ истории об участи погубленных больших талантов, и даже на их фоне поражает своей драматичностью и даже трагизмом, если брать ранний финал жизненного пути.

Когда на юбилей главного тренера «Салавата Юлаева» приходится «зеленое дерби», да еще в Уфе, лучше ничего не прогнозировать, а в качестве позитива принять за данность, что отмечать в любом случае некогда – сначала «Ак Барс», следом «Локомотив», что с точки зрения распределения мест в первой четверке имеет принципиальное значение. Словом, Виктору Николаевичу не до юбилея, и понять его можно.

Тренеры позвали на разговор, 22-летний Володя Астафьев  догадывался, зачем. Шло лето 1972-го, сборная в Архангельском готовилась к неизведанному, но в штатном режиме. Разговор обещал быть трудным для обеих сторон. Для него подобные беседы были в новинку, но он и предполагать не мог, что во многом от результата зависит его пусть не судьба, но карьера – точно.

30 января исполнилось 95 лет со дня рождения легендарного вратаря Николая Пучкова.

Атакующих защитников в истории нашего хоккея не особенно много, уж больно рисковая, потому и дефицитная специализация, не очень поощряемая тренерами. Юрий Ляпкин с середины 60-х и до конца богатой на события карьеры представлял собой скорее исключение, чем правило.

Таких давно нет, и не будет, потому что Сергей Гомоляко в истории российского, отечественного и мирового хоккея занимает особое место, на которое другие и не претендуют.

Прозвище, конечно, канадцы придумали, на это они большие мастера. И в ходу «Иван Грозный» было больше в Канаде - известнейший телекомментатор Озеров чуть не попал впросак, когда канадский коллега во время чемпионата мира в Стокгольме спросил, как поживает Иван Грозный. Николай Николаевич попытался объяснить, что царь давным-давно умер, но тут и последовало разъяснение, что вопрос касается Ивана Трегубова, которого в Канаде «Грозным» прозвали  еще в 50-х.

Жизнь одного из лучших центрфорвардов отечественного хоккея четко разделилась на две половины – почти равные по количеству лет, 27 и 25, и совершенно разные по «наполнению». У многих знаменитых хоккеистов происходило практически то же самое после завершения карьеры – реальность поворачивалась совсем другой стороной, однако история Александра Альметова выделяется даже на этом фоне.

Преображение, случившееся с форвардом столичного «Динамо» Николаем Борщевским в конце 80-х, до сих пор остается одним из самых знаковых событий переломного периода. Тогдашние новости в основном касались двух тем – скандал и отъезд, собственно о хоккее, тем более о каких-то открытиях и каком-то индивидуальном прогрессе, мало кто думал, потому что загадывать даже на год вперед казалось уже чем-то нереальным.

Полвека назад только что закончился 1974-й, удивительный для него год, но предаваться ностальгии в 25 лет могут разве что неисправимые мизантропы. Да и некогда было Сергею Котову смаковать то, что сбылось, и сожалеть о несбывшемся, жизнь летела со скоростью шайбы после хлесткого щелчка, и обещала много всего впереди - в основном, конечно, хорошего, потому что праздничные новогодние дни для поднятия тонуса и существуют. Откуда ему было знать, что так, как в 1974-м, уже никогда не получится, и не только у него?

Среди хоккейных первопроходцев встречались и другие обладатели необычных имен, особенно популярных в первые годы советской власти, но на весь отечественный хоккей у нас один Револьд, что означает как «революционное дитя», так и «революционное движение». Если бы наш особый интерес сводился к имени, то, вспоминая Револьда Александровича Леонова, можно было, наверное, ограничиться короткой биографической справкой.

Приходил он в хоккей восторженным юношей (на редких групповых снимках обязательно улыбается), в «бесформенную» эпоху, когда уже встать в ворота по сути беззащитным могло считаться подвигом. А уходил человеком с грустными глазами, которые за десять лет повидали многое, чего иные не увидят и за всю жизнь.

Он бы мог сказать «Вспоминайте меня весело, как-никак, юбилей!». И в самом деле, много мы видели Наильича мрачным и даже просто не в настроении? Да почти и не видели. И не слышали, потому что у микрофона не позволял он себе транслировать уныние, даже если игра, случалось,  откровениями не блистала.

Ему было 49 лет, когда устремившаяся ввысь карьера могла на пике и прерваться, причем очень легко. Борис Кулагин, триумфатор чемпионата СССР с «Крыльями Советов», принял сборную страны из рук самого Всеволода Боброва, и первым же испытанием должна была стать суперсерия номер два – со сборной Канады, составленной из игроков альтернативной НХЛ лиги – ВХА.

Он с нуля создал феномен «Химика», который некоторое время базировался в Москве, удивительной и «жертвенной» команды подмосковного рабочего городка. Удивительной – потому что ее боялись все без исключения столичные гранды. «Жертвенной» – потому что гранды беззастенчиво и вроде как с полным правом «Химик» и грабили, чуть ли не каждый год. А Эпштейн снова и снова их обыгрывал.

В том, что Сергей Федоров – хоккеист великий, может даже гениальный, сомневаться не приходится, тут не нужно приводить статистику. В том, что его назовут таковым и как тренера – при всей уникальности короткого пока пути – есть сомнения. Эпитет «великий» применительно к ныне действующим тренерам как-то не в ходу, и это не тренеры плохие, а время такое, не самое благоприятное для бывшей штучной и очень уважаемой профессии.

Волковых много. В начале 60-х в советском хоккее их было двое – динамовец Юрий и армеец Леонид. В те годы в составе сборной СССР порой на лед выходили и двое Зайцевых, но чаще в одной форме можно было увидеть все-таки Леонида и Юрия. Это сюжет интересный, не без внутреннего драматизма, и не без знаковых отцеплений, самое известное из которых – отбор перед олимпийским турниром-1964 в австрийском Инсбруке.

В тот год ему должно было исполниться 37. Он был на распутье. Позади были полтора десятка сезонов в НХЛ, репутация большого мастера не пострадала ни в одном из клубов после десятилетия в «Анахайме», до тысячи матчей не дотянул совсем немного, остановившись на отметке «979» – а это показатель гроссмейстерский.

И не скажешь ведь, что Дмитрий Матвеевич Уколов забыт – именной стяг под номером 4 имеется, при случае вспоминают в числе первых чемпионов мира и олимпийских чемпионов, но именно что в числе, особо не выделяя, а все публикации в основном касаются последних, не очень радостных лет жизни одинокого пенсионера, которого даже хоронить три недели было некому.

Льва Ивановича не включают в хоккейные энциклопедии, и о его короткой хоккейной карьере вспоминают редко, обычно ограничиваясь «а вы знаете, что Яшин был еще и хоккейным вратарем?». Но… Три года – большой срок. Серебро и две бронзы чемпионата СССР, пусть даже в роли дублера Карла Лиива – серьезное достижение.

Было бы большой ошибкой считать Алексея Касатонова защитником-чернорабочим, подчищающим за партнера и за партнеров – нет, Касатонов  по игровым качествам и универсализму мало в чем уступал даже Фетисову. Ничего себе «чернорабочий», забросивший за карьеру только в чемпионатах страны 119 шайб – в среднем в каждом пятом матче!

За хитрость и силу отвечал Владимир Петров — как мозг звена, за искусность и красоту — Валерий Харламов; а Борис Михайлов отвечал за всё как старший в тройке, капитан и вожак.

Бывших вратарей не бывает. Вратарь – он на всю жизнь остается вратарем. Взгляд зоркий, слог сдержанный, говорит немного, но углы не сглаживает, и всегда в игре. Это – о Пашкове, и его жизни, в которой незаметно подкралась такая красивая дата. Александр Константинович и сейчас за словом в карман не лезет, если его о чем-то спрашивают.

Защитник номер два в истории отечественного хоккея (кто проходит под номером один, объяснять, полагаю, не надо), не был обделен наградами и вниманием. Но, учитывая вклад Валерия Васильева, наград и внимания могло быть и побольше.

На льду Алексея Гусарова «тихим» никто не считал, особенно нападающие, в том числе великие, которые от его силовых приемов тоже настрадались порядочно. Все эти эпитеты – от «тихого» до «скромного» относятся к жизни вне льда, и идут от особенностей характера, что ничуть не мешало его основной работе.

Взгляд у него был не то чтобы суровый – скорее, строгий. Этот взгляд знали и его партнеры по «Крыльям Советов», и подопечные по «Локомотиву», и талантливейшая молодежь советских времен, и вольница челябинского «Трактора» середины 70-х, и вообще все советско-российское хоккейное сообщество на протяжении как минимум полувека. Взгляд Анатолия Михайловича Кострюкова я и на себе почувствовал, когда мы встречались в начале нулевых и проходились по событиям разнообразной и насыщенной его жизни.

Милейший Юрий Георгиевич… Нет, так к хоккейным тренерам не обращаются, а мне очень хотелось обратиться именно так уже при первой встрече. Вполне функциональной встрече, по поводу какого-то очередного матча, с общением на уровне «вопрос-ответ», но было в моем собеседнике что-то такое, что выделяло его из тренерской когорты.